ГОРДОСТЬ И БОЛЬ УЧИТЕЛЯ: «РЕСПУБЛИКА ШКИД» Г. БЕЛЫХ И Л. ПАНТЕЛЕЕВА
Литературоведение
Гузынина Т. В.
Харьковский национальный педагогический
университет имени Г. С. Сковороды,
преподаватель английского языка
ГОРДОСТЬ И БОЛЬ УЧИТЕЛЯ:
«РЕСПУБЛИКА ШКИД» Г. БЕЛЫХ И Л. ПАНТЕЛЕЕВА
В 1927 г. Вышла в свет повесть бывших воспитанников знаменитой «Школы социально-индивидуального воспитания имени Достоевского для трудновоспитуемых» (заведующий – выдающийся педагог Виктор Николаевич Сорока-Росинский, которого ребята называли Викниксор) Григория Белых и Леонида Пантелеева (псевдоним Алексея Ивановича Еремеева) «Республика ШКИД», сразу же ставшая бестселлером. До 1939 года книга выдержала девять издания только на русском языке. В связи с осуждением Г. Белых по статье 58-10 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда), переиздание книги возобновилось только в 1961 году. В 1966 году повесть была экранизирована под одноименным названием. Только за первый месяц фильм, с Сергеем Юрским в роли Викниксора, посмотрело более 17 миллионов зрителей.
Сам В. Сорока-Росинский высоко оценил публичную пробу пера своих учеников, которые, «вовсе не претендовали на роль летописцев школы Достоевского» и смело соединили «факты с вымыслом и прозаическую действительность с поэтической фантазией» [5, с. 169-170]. Он еще не подозревал каким подводным рифом на его пути окажется литературная интерпретация работы коллектива его школы, а также «Последняя гимназия» (1930) П. Ольховского и К. Евстафьева, «Шкидские рассказы» (1931) Л. Пантелеева. Реакция на книгу была ошеломляющей для педагога. Если о художественных достоинствах книги отзывы были восторженно-хвалебные, то в педагогическом плане работа учителей и воспитателей школы имени Достоевского и особенно ее заведующего, подверглась уничтожающей критике. Н. Крупская сравнивала школу с бурсой, удерживающей своих учеников запертыми воротами и дверьми, колючей проволокой на заборе и использующей самые неприемлемые наказания в качестве воспитательного фактора [5, с. 170-171]. Сделал крайне негативные выводы и А. Макаренко: «В таком же жалком состоянии представлена воспитательная работа и в «Республике ШКИД» Белых и Пантелеева. Собственно говоря, эта книга есть добросовестно нарисованная картина педагогической неудачи. Книга наполнена от начала до конца описаниями весьма несимпатичных приключений «шкиды», от мелкого воровства до избиения педагогов, которые в книге иначе и не называются, как «халдеи». Воспитательный метод руководителя «шкиды» Викниксора и его помощников совершенно ясен. Это − карцер, запертые двери, подозрительные дневники, очень похожие на кондуит. Здесь сказывается полное бессилие педагогического «мастерства» перед небольшой группой сравнительно «легких» и способных ребят. До самой последней страницы проходят перед читателями якобы занятные трюки одичавших воспитанников» [3, с. 202-203]. Н. Крупская и А Макаренко, составляя свои рецензии, находились, очевидно, в очень серьезном расположении духа, так как не обратили внимания на то, что «…говоря о достоинствах «Республики ШКИД», необходимо указать и на это: она написана веселым пером. Японец, Горбушка, Купец, халдеи (самый забавный из них учитель рисования − племянник Айвазовского) и многие другие персонажи − это артистически выполненные шаржи, карикатуры, гротески. Даже сентиментальная сцена, в которой изображается, как бузотеры поголовно заплакали, когда Викниксор, объявил им амнистии, даже она была тут же осмеяна: авторы издевательски назвали ее «Мокрая идиллия» и тем лишили ее оттенка слащавости» [6, с. 9]. В связи с этим, книгу следовало бы преподнести как пародию, а не методический трактат. Тогда все стало бы на свои места, а мифический образ Викниксора не олицетворял бы личность В. Сороки-Росинского. Но раз миф был создан и до сих пор не развеян, возникает необходимость еще раз проанализировать «Республику ШКИД» в филолого-педагогическом аспекте, в сравнении с реальной действительностью данной школы, деятельностью коллектива ее преподавателей и воспитателей, работой самого В. Сороки-Росинского.
Прежде всего, об авторах: книгу написали ребята юношеского возраста. В свои годы они узнали то, что иному человеку не дано узнать и за всю жизнь. Преждевременное взросление и приобретенный опыт − от воровства, правонарушений, борьбы за выживание до творческого подъема, не мог не отразиться на их психике и не внести в черты их характера значительную долю предприимчивости и конъюнктурных элементов. Это особенно начало проявляться уже во время их пребывания в школе имени Достоевского. Во время повального увлечения учащихся той или иной деятельность (например, журналистской), Г. Белых и Л. Пантелеев всегда хорошо ориентировались в происходящем и добивались лидирующего положения. Так Г. Белых (Янкель) не принял серьезного тона, предложенного Иониным (Япончиком) для журнала «Зеркало» Он сразу же понял, что такие серьезные и больше труды, как «Суд в Древней Руси», не находят того отклика у шкидских читательских масс, который обеспечивают веселые фельетоны, короткие юмористические рассказы, стихи. Поэтому Г. Белых начал выпускать свой журнал «Комар» и, проявив недюжинную работоспособность, упорство и творческую сметку, победил соперника в конкурентной борьбе [4, с. 120-122]. Аналитическое мышление и соответствующая сметка Л. Пантелеева позволили ему быстро вычислить пробелы в жанрах многочисленных «шкидских» изданий, и он начал выпускать журнал «Вестник техники»: «...и самым удивительным казалось то, что «Вестник техники» издает Ленька Пантелеев, человек, никакого отношения к технике не имеющий» [4, с. 127]. Пантелеев лишь отыскал жилку популярности, а разрабатывали ее ребята с техническим уклоном и отличники физики. Причастность же самого издателя к тематике журнала ограничивалась переписыванием занимательной технической всячины из периодики и вкушением плодов своей изобретательности. Это не значит, что Л. Пантелеев не умел писать. Он писал, может быть, лучше и больше, чем другие «шкидцы». Но в этом эпизоде ему было выгоднее проникнуть в ту область, в которой он не разбирался. И своей выгоды он не упустил: журнал быстро завоевал популярность, а Л. Пантелеев вознесет на следующую ступень Шкидской Табели о рангах.
Судя по книге, Г. Белых и Л. Пантелеев не отличались в школе особой моральной чистоплотностью. Они без зазрения совести воровали картошку на даче; без всяких мотивов выбили стекла в прачечной; участвовали в воровской оргии Гужбана и Цыгана, прекрасно понимая, откуда взялись деньги на еду и выпивку; обманным путем получили в библиотеке старые книги и продали их на барахолке; брали деньги с учащихся за просмотр, так называемого, кино. Разве можно было ожидать от этих ребят объективного изложения всего, происходившего в школе? Исходя из собственных интересов, они положили на алтарь популярности своих преподавателей и самого Викниксора. Просто странно, что такие прозорливые люди и опытные педагоги Н. Крупская и А. Макаренко не разглядели того, что авторам «Республики ШКИД» не интересно и не выгодно показывать реальное положение дел в школе, так как книга получилась бы скучной и не привлекла бы к себе читательского внимания. Критиков должно было бы насторожить и то, что учебно-воспитательная работа в «шкиде», в предвзятом изложении авторов повести, была какой-то абстракцией, неподвластной учителям-«халдеям». Фактически учащиеся воспитывались, учились и добивались всего сами, а вмешательство педагогического коллектива в воспитательный процесс предполагало лишь штрафные санкции. И только в редких случаях Викниксор загорался какой-то идеей (газета "Ученик", Герб и Гимн «шкиды») и, почти всегда, сам осуществлял ее.
В самом Викниксоре можно лишь при большом воображении обнаружить задатки педагога. А. Горький, обладавший таким воображением, нашел в его фигуре монументальность [1, с. 283], очевидно, руководствуясь первым описанием Викниксора в книге: «Завшколой − суровая фигура. Грозные брови, пенсне на длинном носу и волосы ежиком. Начало педагогической деятельности Виктора Николаевич уходило далеко в глубь времен. О днях своей молодости он вспоминал и рассказывал с любовью. Воспитанники боялись его, но скоро изучили его слабые стороны, он любил петь и слушать песни. Часто, запершись на втором этаже в зале, он садился за рояль и начинал распевать на всю школу «Стеньку Разина» или «Дни нашей жизни»» [4, с. 8]. В этой зарисовке обнаруживается сходство с оригиналом, но мы не находим здесь ответа на вопрос: «Как он пел, − хорошо или плохо?» − это не так важно для литературы, как для педагогики, ведь в школе имени Достоевского не привилась любовь к песне, а В. Сорока-Росинский страстно хотел развивать вокальные способности учащихся. Где мы можем обнаружить пробел в эстетическом воспитании «шкидцев»? − может быть здесь: «Тогда у дверей собиралась кучка слушателей и ехидно прохаживалась на его счет:
- Эва, жеребец как заржал!
- Голосина что у дьякона.
- Шаляпин непризнанный!» [4, с. 8]
У Викниксора были свои слабости: он мог возгордиться своей победой в шахматной игре, не заметив, что ему поддались; прихвастнуть своими поэтическими способностями и знакомством с Блоком; до слез умилиться собственным решением не привлекать ребят к ответственности за кражу табака; любил разглагольствовать на различные темы и ... допускал массу педагогических просчетов и даже противоправных поступков. Неизвестно, был ли подвержен всему этому В. Сорока-Росинский. Скорее всего, да, − у каждого человека есть свои слабости, свои недостатки, у каждого могут быть нервные срывы (вспомним, хотя бы, отвратительное поведение А. Макаренко в эпизоде с Задоровым из «Педагогической поэмы»), но вряд ли они принимали такие безобразные формы, как у Викниксора: «Рассвирепевший Викниксор подскочил к Цыгану и, схватив его за шиворот, стал яростно трясти, тихо приговаривая:
- Врать, каналья? Врать, каналья? Неси табак! Неси табак!…» [4, с. 27]. Или: «Викниксор, как тигр, кинулся к нему и впился руками в плечи:
- Нет, ты пойдешь, скотина! − заревел он и вытащил Паньку из-за парты. Панька стал отбиваться. На шум сбежались воспитатели и ребята.
- Я тебе покажу! − кряхтел Викниксор и пытался вытолкнуть Паньку в коридор. Тот вырвался красный, взлохмаченный….» [4, с. 70]. Следующий эпизод: «…Но он не закричал, а спокойно и отчетливо, без всякого выражения, как будто делал диктовку, сказал:
- Мерзавец! Выродок! дегенерат!
- Вы что ругаетесь! − вспыхнул Ленька. − Какое вы имеете право?! И тут Викниксор подскочил и заревел на всю школу:
- Что-о-о? Как ты сказал? Какое я имею право?! Скотина! Каналья!
...Викниксор задохнулся, схватил новичка за шиворот и поволок его к двери…» [4, с. 115].
Можно ли допустить, чтобы педагог, проникшийся духом суворовских традиций (Виктор Николаевич был приверженцем суворовской педагогики), интеллигент, ученик и сотрудник лучших педагогов и психологов того времени, мог допускать такое? − трудно поверить. И, в то же время, сам В. Сорока-Росинский, рассуждая о своей педагогической системе, писал: «...система Викниксора оказалась вполне жизненной, а вот его личность в значительной мере портила в те годы результативность этой системы [5, c. 171]. Эта загадочная фраза не сопровождается комментариями, что он имел ввиду до сих пор не ясно.
Школа имени Достоевского была заведением полутюремного типа с ограниченной свободой большинства учащихся, особым режимом, более жесткими наказаниями, чем наказания провинившихся в обычной школе. В «Республике ШКИД» «халдеи» применяли различные виды наказаний при малейшем нарушении дисциплины, причем их мера определялась сугубо субъективным взглядом воспитателя на степень провинности ученика. Тон этому задавал Викниксор:
«Громоносцев, ты без обеда! Воронин, сдай сапоги, сегодня без прогулки! Воробьев, выйди вон из класса… Между прочим, ребята, за последнее время вы что-то разбузились, поэтому я решил ввести для неисправимых изолятор... А пока получите по пятому разряду на брата и − налево кругом! ...» и тому подобное. При вынесении наказания, Викниксор зачастую руководствовался своими эмоциями, а не объективным расследованием происшествия, из-за чего страдали невиновные. Так получилось с Пантелеевым в эпизоде с кражей лепешек, испеченных полуслепой матерью завшколой, с Савушкой − во время засилья «шкиды» «коммерсантом» Слаеновым. Введение в «шкиде» разрядов и летописи представляется в книге, как изощренный способ издевательства. Викниксор называл летопись «позорной книгой», хотя он обязан был выразиться точнее – это «книга позора учащихся», причем «позора» и в настоящем, и в перспективе: «Вот я записал Черных, ребята. Черных хотел присвоить краски. Эта запись останется в «Летописи» навсегда. Кто знает, может быть, когда-нибудь впоследствии Черных сделается знаменитым художником. И вот он будет сидеть в кругу своих знакомых и почитателей, и вдруг появляется «Летопись». Кто-нибудь откроет ее и прочтет: «Черных уличен в попытке присвоить казенные краски». Тогда все отшатнуться от него, ему скажут: «Ты вор − тебе нет места среди честных людей» [4, c. 93-94]. Это действительно страшно − даже с осужденных, через определенное время после отбытия наказания, снимается судимость, а запись в летописи была несмываемым пятном. Более того, Викниксор придумал и настоящее клеймение: «Кто проворуется, того мы не только лишаем на месяц отпусков и прогулок, мы изолируем его от остальных воспитанников, а в тетрадях его будет стоять буква «В» – «вор» [4, c. 95]. Принятое, впоследствии, положение, что хороший поступок или добровольная общественная работа, снимает наказание, не предусматривала уничтожения в летописи негативной записи и, получалось, что раз заклейменный, оставался таким, пока существовала летопись. Вполне понятно, что читателей «Республики Шкид» и, тем более читателей-педагогов, не могло оставить равнодушными такое издевательское отношение к учащимся со стороны воспитателей, и вызывало справедливое возмущение действиями «халдеев». Прозвище «Халдей», по словам Л. Пантелеева, заимствовано «шкидой» из старой бурсы и обозначало учителя-шарлатана, учителя-проходимца, учителя-неудачника и горемыку. «Подлинные халдеи – писал он − сошли со сцены истории лет сорок назад, и, пожалуй, их последняя, их лебединая песня прозвучала как раз в республике ШКИД, в той самой школе для беспризорных, которая дала мне путевку в жизнь и воспеть которую мне уже некоторым образом привелось. Халдеи – совсем особая порода учителей. За несколько лет существования шкидской республики их перебывало у нас больше шестидесяти человек. Тут были и церковные певчие, и гувернантки, и зубные врачи, и бывшие офицеры, и бывшие учителя гимназий, и министерские чиновники. Не было среди них только педагогов. Эти люди, которых работать в детском доме гнали голод и безработица» [4, с. 259-260]. «Халдей» происходит от греческого – χαλδαῖος – жители Халдея, которые славились умением предсказывать [2, с. 397], но в словаре В. Даля имеется слово «халда» − грубый, бесстыжий человек, наглец, горлан. Прозвище «халдей» в таком смысле никак не могло подходить к таким педагогам, как Элла Андреевна Ламберг, Ольга Афанасьевна, Мира Борисовна, Александр Николаевич Попов, Константин Александрович Меденников. Они зарисованы в книге если не с любовью, то с большой долей уважения. А ведь эти преподаватели составляли костяк педагогического коллектива школы. Сам Л. Пантелеев писал, что исправился только потому, что «попал в хорошие руки, к настоящим советским людям, которые настойчиво и упорно изо дня в день лечили его от дурных привычек» [5, с. 177]. Поэтому огульное применение прозвища «халдей» не соответствовало реальному положению учителей в школе. Можно предполагать, что оно или потеряло в устах «шкидцев» свое бранное значение (хотя Л. Пантелеев утверждает обратное), или являлось проявлением бесшабашности и бравады самих авторов, если отказаться от мысли о злом умысле.
В. Сорока-Росинский, характеризуя авторов «Республики ШКИД» писал: «Ради красного словца Белых не пощадил бы и родного отца, но при всем этом он обладал чувством меры. Он никогда не грешил против истины, мог шаржировать, но не выдумывал небылиц. Он был настоящим реалистом», Пантелеев же «по характеру своего литературного стиля − полнейшая противоположность Белых: ни малейшего чувства юмора, и полное отсутствие чувства меры» [5, с. 176]. Трудно сказать, как работали над книгой такие разные люди, как Г. Белых и Л. Пантелеев. Но, судя по содержанию, авторитет Л. Пантелеева довлел над Г. Белых. Книга полна реальных фактов, но многие из них настолько гипертрофированны, урезаны или окарикатурены, что только в редких случаях имели подобие с действительностью. Вот такие реальные факты, поданные в искаженной форме, зачастую кажутся наиболее правдоподобными. А такая подача этих фактов наиболее соответствует характеристике соавторов: с одной стороны − показ реалистичных событий и помещение их в комические формы, с другой стороны − умаление положительной роли этих событий и преувеличение отрицательной. Так получилось, например, с Летописью. Летопись реально существовала, но она даже близко не напоминала пресловутый кондуит. Это был дневник работы школы, куда «заносились записи заведующего и педагогов, школьных старост, и гостей, посетителей школы, пожелавших высказать свои о ней впечатления. Это была сама история школы» [5, с. 183]. Так как летопись хранилась открыто, то недовольные могли бы найти возможность ее уничтожить, но таких не нашлось. Более того, когда случился пожар, сами учащиеся бережно вынесли ее из огня. Введение разрядов так же неверно освещено в «Республике ШКИД». Разряды не предусматривали ужесточение карательных мер, а как раз, наоборот − служили для упорядочения и объективизации наказаний. Педагогический коллектив школы, уже в самом начале ее существования, отказался от штрафных санкций, связанных с удовлетворением потребностей учащихся в пище, хотя это было принято во многих подобных воспитательных учреждениях того времени. Разряды предполагали ограничение свободы выхода за территорию школы − мера достаточно жесткая, но значительно мягче, чем ограничение в питании детей, не раз испытавших чувство животного голода. Прежде чем снизить разряд, каждый поступок ученика обсуждался на общих собраниях школы и, лишь после этого, принималось соответствующее решение. То есть полностью исключалась спонтанность и субъективность при определении наказания, исключительная мера − изолятор, применялась очень редко, даже по книге она использовалась только три раза. Летопись, разряды, наказания и поощрения − все это, хотя и занимает важное место в педагогической системе В. Сороки-Росинского, но не является основным. Основное − взаимоотношение учителя с учеником, при котором создавалась тяга ученика к знаниям, проводилась коррекция негативных отклонений в поведении, развивался талант ученика, определялись жизненные цели, происходило становление человека культуры. Вот это представлено в книге в таком завуалированном виде, что крупицы истины приходится просеивать через мельчайшее сито сопоставлений, догадок и предположений. Вполне понятно, что без участия хороших наставников, дети, попавшие в школу имени Достоевского, не смогли бы достичь в будущем того, чего они достигли. Этот, казалось бы, очевидный факт, требует подтверждения, так как в «Республике ШКИД» роль учителя в формировании личности ученика занижена и является эпизодичной. Роль же ученика показана в гипертрофированном виде. И получилось так, что превалирующую роль занимало самообразование и самовоспитание учащихся еще не готовых к этому. Неизвестно, как бы выглядела подобная книга, если бы ее написал сам В. Сорока-Росинский или кто-нибудь из педагогов, ясно, что акценты были бы смещены и появилась бы глубокая педагогическая оценка происходящего в «шкиде». Но не каждому дан литературный талант как А. Макаренко, поэтому часто приходится обходиться подобной «Республике ШКИД» беллетристикой или сухими фактами из научно-методической литературы. И так, как по книге, решающее значение в развитии ученика отдано самому ученику, «шкидцы» сами исправляли кадровые ошибки, допущенные Викниксором, используя, мягко выражаясь, неординарные методы к неугодным халдеям: физическое воздействие (Айвазовский, Косецкий); бунт (защита Пал Ваныча); моральное давление (Спичка). Викниксор же представляется эдаким простачком, который зачислял в штат школы кого угодно, − воров, контрреволюционеров, обжор и им подобных. Здесь прослеживается явная недооценка заведующего. В школе сложился костяк преподавателей из соратников В. Сороки-Росинского по прежней работе, других педагогов, делом доказавших способность к педагогической деятельности в экстремальных условиях заведения для трудновоспитуемых. Заведующий не мог и не имел права подвергать риску разрушения сложившийся педагогический коллектив, набирая в школу кого попало, без соответствующих проверки, рекомендаций и испытательного срока. Выглядит нонсенсом зачисление в штат таких воспитателей, как, например, маленького «человека в котелке», − Виктор Николаевич, имея значительный опыт работы с кадрами, раскусил бы его с первых произнесенных им слов, и не допустил бы к учащимся. Такого же рода несуразицы появились позднее в книге Л. Пантелеева «Последние халдеи», мотивы которой, по словам В. Сороки-Росинского, взяты из каких-то иных опер или просто из звучания эфира [5, с. 177]. Но здесь следует отметить один важный момент − при подборе новых преподавателей Сорока-Росинский во многом полагался и на мнение учащихся. Учителя должны были доказать, что они не посторонние люди в школе и своими личностными качествами вызвать уважение учащихся, но не так, как это сделал Пал Ваныч, который вместо преподавания своего предмета, развлекал учеников песенками и частушками вроде: «Не женитесь на курсистках». В «Республике Шкид» есть несколько маленьких зарисовок учителей, которые удовлетворяли требования учащихся: преподаватель анатомии Ольга Афанасьевна вызвала любовь к себе и к своему предмету хладнокровием, мягкостью и добротой; Мирра Борисовна завоевала «шкиду» жизнерадостностью, энергией, целеустремленностью, культурой; Амебка привлек учащихся горячей любовью к своему предмету и честностью; Косталмед воздействовал грозным видом и добродушием; Алникпоп − чувством меры и строгостью только к тем, кто плохо занимался по его дисциплине − русской истории; Элла Андреевна, помимо прекрасного знания и преподавания немецкого языка, покорила воспитанников смелостью и решительностью во время пожара и в других случаях. Но книга не дает ответа на вопрос: «Насколько существенна причинная связь между личными качествами, воспитательными действиями педагогов и теми результатами, которых добились в жизни ученики шкиды?». А результаты действительно поразительные: из 60 человек, составлявших школьный контингент, все нашли достойное место в жизни, а восемь стали известными деятелями искусства, культуры народного хозяйства:
- Георгий Ионин (Еонин, Япончик) − один из самых талантливых воспитанников школы, свободно читал на четырех иностранных языках, знал историю, философию, мировую литературу, искусство. После «шкиды» закончил режиссерское отделение института сценических искусств. Писал роман. Вместе с Д. Шостаковичем работал над либретто оперы «Нос». Написал пьесу «Владимир 3-ей степени» по Гоголю, осуществил свою первую и, к сожалению, последнюю постановку «Театр Клары Газуль» в театре миниатюр. Ранняя смерть (ему не было 20-ти лет), не дала возможности полностью раскрыться этой яркой личности;
- Л. Пантелеев − автор многочисленных художественных произведений, писатель с мировым именем. Только «Республика ШКИД» была издана во многих странах мира в миллионах экземпляров. Его повести «Л. Пантелеев», «Часы» получили мировую известность. Последняя была экранизирована Одесской киностудией, по ней написана пьеса, которая с успехом шла в Токийском детском театре;
- Г. Белых − соавтор Л. Пантелева. Кроме «Республики ШКИД» написал несколько книг: «Сидорова коза: Пионерские юмористические рассказы» (1929) − в соавторстве с Е. Пайном; «Лапти: Из шкидских рассказов» (1930); «Белогвардеец: Из шкидских рассказов» (1930); «Дом веселых нищих» (1930); «Холщовые передники» (1932); «Американская каша»: Рассказы (1932) − в соавторстве с Л. Пантелеевым. Репрессирован в 1935 году. Умер в тюрьме в 1938 году.
- К. Австафьев и П. Ольховский (Саша Пыльников) написали книгу «Последняя гимназия»;
- С. Лобанов − журналист, редактор и директор издательства;
- К. Лихтенштейн (Кобчик) – журналист. Выпустил книгу «Приключения мистера Флуста в Ленинградском торговом порту». Погиб в 1942 году на фронте;
- Куракин (Курочка) − государственный деятель.
Такому «выходу» талантов может позавидовать любая школа для одаренных детей. А ведь в таких школах проходит скрупулезный отбор, но из отобранных редко кому удается достигнуть творческих высот.
А здесь школа, куда направлялись на исправление и перевоспитание морально дефективные дети, изгнанные за серьезнейшие нарушения из всевозможных учебных и воспитательных заведений, дала такой показатель − более 13% учащихся стали людьми, если и не знаменитыми, то достаточно заметными, чтобы прославить «шкиду» и ее педагогический коллектив во главе с заведующим.
В этой связи можно говорить и о педагогическом феномене, и о случайности и стечении обстоятельств, ведь после прекращения заведования школой им. Достоевского В. Сорока-Росинский не добивался подобных результатов. Вот тут-то надо заглянуть в его биографию − его не только лишили возможности продолжать начатое дело, запретили работать с детьми, но и не дали публично оправдаться за неверную информацию данную в «Республике Шкид», обосновать свою педагогическую систему и дать достойную отповедь злопыхателям. В. Сорока-Росинский глубоко переживал свалившиеся на него несчастья, а обида не покинула его до самой смерти. Обида не на своих учеников, да их и винить можно только в том, что они своевременно не встали на защиту своего учителя, − а на тех, кто безжалостно топтал новаторские ростки, извращал педагогические идеи, а результаты относил к везению. О везении хорошо говорил кумир В. Сороки-Росинского – Александр Васильевич Суворов. А Максим Горький высказал подобную мысль относительно шкиды: «Возможно, что скажут: все это − исключение. Я добавлю: которое стремиться быть правилом» [1, с. 283].
Вместо выводов можно сказать, что Антон Семенович Макаренко под влиянием А. Горького, быстро разобрался в своем ошибочном отношении к «шкиде» и изменил мнение об учебно-воспитательной работе коллектива школы на диаметрально-противоположное. А может быть он услышал Л. Пантелеева: «Благодарны мы Виктору Николаевичу за то, что, собрав нас, полудиких, под кровлей бывшего Коммерческого училища, он поставил себе целью не только обуздать, цивилизировать нас, но и сделать из нас в меру возможностей каждого людей интеллигентных...» И дальше: «Чем была школа им. Достоевского для нас, я понял в 1930 г., когда отмечался 10-летний юбилей Шкиды, и мы с Белых были приглашены на это празднование. Шкида этих времен (5 лет без Викниксора) была типичным детским домом тех лет. Малоинтеллигентный заведующий. Неинтеллигентные, унылые, скучные лица ребят... И я понял, что такое была наша Шкида... Нас лечили трудом, но трудом не физическим, не переплетным делом, не чемоданами, не сапогами и табуретками, а тем, что называется культурой. Зимой 10 уроков в день, летом 6 или 7. И никакого протеста ни тогда, ни теперь − в памяти. Мы с наслаждением впитывали в себя культуру...» [5, с. 16-17]. «П. Ольховский в письмах к А. Губко (исследователь творчества В. Сороки-Росинского – курсив автора статьи) и в беседах с ним признавал, что вместе с соавтором настолько сгустил краски, что их «Последняя гимназия» воспринимается как клеветническая. К 100-летию со дня рождения В. Сороки-Росинского эта книга была переписана заново, и образ Викниксора получил более объективное освещение. Весьма критически оценивал свой юношеский опыт и Л. Пантелев. «Я только что читал корректуру «Республики Шкид», − писал он Л. Кабо (писательница, исследовательница творчества В. Сороки-Росинского – курсив автора статьи) в 1960 году. − Читал внимательно и пристрастно, и вот что я могу сказать. Мы, конечно же, оболгали В. Н. Сороку-Росинского, окарикатурили его» [5, с. 8].
В октябре 2010 года на том здании, где находилась школа имени Достоевского была установлена памятная мемориальная доска. После того как с мраморной плиты сорвали белую ткань, все говорили, что имя Виктора Сороки-Росинского было незаслуженно забыто. Отчасти благодаря повести Г. Белых и Л. Пантелеева… Но очень жаль, что там не прозвучали строчки стихов И. Бейнаровича, в которых олицетворяется и Дело Великого Педагога Виктора Николаевича Сороки-Росинского:
«В двадцатом веке и в двухсотом −
Учитель вечен на Земле!»
ЛИТЕРАТУРА:
1. Горький М. Заметки читателя // Собрание сочинений в 30-ти т. Т. 24 − М. : Гослитиздат, 1933 − С. 270-28
2. Историко - этимологический словарь современного русского языка [П. Я. Черных]. – М. : Русский язык. – 1999. – 620 с.
3. Макаренко A. C. Детство и литература // Сочинения в семи томах. Т. 7 − М., 1958.-С. 201-206.
4. Пантелеев А. И. Собрание сочинений в четырех томах. – Т. 2. – Л. : Детская литература, 1983. – 399 с.
5. Сорока-Росинский В. Н. Педагогические сочинения / Виктор Николаевич Сорока-Росинский – М. : Педагогика, 1991. – 240 с.
6. Чуковский К. И. Пантелеев // Пантелеев А. И. Собрание сочинений в четырех томах. – Т. 1. – Л. : Детская литература, 1983. – С. 5-18.