ЖАНР АНАЛИЗА ОДНОГО СТИХОТВОРЕНИЯ В МЕТАПОЭТИКЕ АНДРЕЯ БЕЛОГО

 

Литературоведение

Молоканова Л.А.

Магистр филологии, аспирант первого года обучения

 

ЖАНР АНАЛИЗА ОДНОГО СТИХОТВОРЕНИЯ В МЕТАПОЭТИКЕ АНДРЕЯ БЕЛОГО


Символисты считали себя единственными продолжателями «истинно поэтических» традиций русской литературы, берущей начало от А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева, Л.Н.  Толстого и Ф.М. Достоевского (об этом писали Д. Мережковский и В. Брюсов, Вяч. Иванов и Андрей Белый).    

         Пушкинская тема прошла лейтмотивом через всю жизнь и творчество Андрея Белого. Как сознательное развитие пушкинского «петербургского мифа» писал он свой самый знаменитый роман «Петербург» (1916). В книге «Ритм как диалектика и «Медный всадник»» (1929) основной темой исследования стал пушкинский стих. М.О. Гершензон в своей работе «Мудрость Пушкина» (1917) называл Андрея Белого преемником А.С. Пушкина. Именно А. Белому «удалось стать тайновидцем и плоти, и духа, провидя, что «наружная жизнь творится в этом горниле» [7, с. 210].

         Новый период в изучении стиха Пушкина начинают работы Андрея Белого «О ритмических особенностях четырехстопного ямба» (1910). А. Белый обращает внимание на распределение реальных ударений в ямбах. О ритмическом разнообразии русских ямбов писали и до А. Белого, но он был первым исследователем, систематически изучившим это разнообразие. Это внимание к ритмическим оттенкам несомненно связано с поэтической практикой поэтов-символистов, культивировавших утонченные формы стиха. Книга А. Белого послужила толчком к целому ряду исследований. По данной тематике стали появляться исследования В.Я. Брюсова, Н.В. Недоброво, В. Чудовского, С.П. Боброва, Б.В. Томашевского и др.

 В 1909 году в статье «Лирика и эксперимент» Андрей Белый обращается к анализу пушкинского «Пророка» и пишет о том, что к этому стихотворению можно подойти двояко: «во-первых, со стороны содержания, во-вторых, со стороны формы… под содержанием и формой можно разуметь  нечто многосмысленное» [1, с. 176]. А. Белый говорит о возможности пятнадцати методов анализа содержания «Пророка», не говоря уже об исследовании формы стихотворения. При этом он не отрицает возможности оценки «Пророка» с точки зрения «истории, социологии, метра, стиля и так далее» [1, с. 177].
    К 1910 году позиции поэта меняются. А. Белый берет поэтический текст как «отдельное, уже законченное и внутренне самостоятельное целое» [10, с. 6]. Он хочет дать образец опыта описания одного стихотворения, показать, как можно работать с текстом. А. Белый считает, что лучшие произведения искусства до сих пор не описаны, потому что, читая «Пушкина, Гоголя мы не умеем себе объяснить, как очарование  наше этим художником выражается в слоге, стиле…» [1, с. 182]. 
   Статья «Не пой, красавица, при мне…» А.С. Пушкина (Опыт описания)» была написана Андреем Белым в 1909 году специально для сборника статей «Символизм» (1910).  В этой статье автор ставит перед собой задачу «дать пример описания формы» [1, с. 455] именно на основе анализа стихотворения Пушкина. При этом поэтический текст А.С. Пушкина рассматривается без установки на историю создания стихотворения, исторического функционирования произведения, читательской интерпретации. А. Белый смотрит на текст как  поэт, ученик великого А.С. Пушкина. Но при этом отмечает, что «Пушкин самый трудный поэт для понимания; и в то же время он внешне доступен. Легко скользить на поверхности его поэзии и думать, что понимаешь Пушкина. Легко скользить и пролететь в пустоту. Вместо наслаждения хмельным тонким ароматом поэзии пушкинской мы принимаем его музу безуханной» [4, с. 350]. 

         Белый был не первым поэтом, обратившимся к жанру анализа одного стихотворения. В 1846 г. появляется статья Э.А. По «Философия творчества», посвященная анализу собственного стихотворения «Ворон». Э. По считал, что любой литератор мог бы написать интересную статью, «если бы он смог в  подробностях,  шаг  за  шагом проследить  те  процессы,  при  которых  любое  его  произведение   достигло окончательной завершенности» [11, с. 621]. Целью своей статьи Э. По считал доказательство того, что ни один из моментов в создании  стихотворения «не  может  быть отнесен на счет случайности или интуиции, что работа, ступень  за  ступенью, шла к завершению с точностью и жесткою последовательностью, с какими  решают математические задачи» [11, с. 621]. При анализе «Ворона» Э. По обращает внимание на объем, интонацию, художественные приемы, стихотворную технику.

         В конце 1910-х гг. появляется статья В.Я. Брюсова «Пророк»: Анализ стихотворения».  Ее задача — «всесторонне рассмотреть стихотворение с формальной точки зрения» [5, с. 180] решается на протяжении шести глав, в которых текст Пушкина рассматривается на разных уровнях, начиная от идейной композиции и заканчивая эвфонией, что, безусловно, созвучно концепции анализа Белого. По словам В.Я. Брюсова, «Пушкин был не только великий поэт: он был учитель поколений и в то же время должен был быть создателем новой литературы» [6, с. 204].

         А. Белый понимал под стихотворением, взятым со стороны формы, «замкнутое и сложное, как мир, целое» [1, с. 297]. Поэт замечает, что для анализа стихотворения, для утверждения науки о «лирической поэзии» необходимо составить таблицы «1) метрических форм различных поэтов, 2) ритмической их индивидуальности, 3) рифм, ассонансов, аллитераций и пр., 4) знаков препинаний, 5) архитектонических форм, 6) форм описательных» [1, с. 296]. Полученные результаты, по мнению поэта, помогли бы  точнее взглянуть на проблемы отношения формы к содержанию.

В качестве основного инструмента анализа используется вероятностно-статистический метод, призванный гарантировать объективность результатов.  Метод А. Белого не идеален, но поэт впервые в науке пытается показать, чем же вызывается та легкость пушкинского стиха, то разнообразие его ритмического звучания, которые ощущается на слух, но которое трудно объяснить словом. Андрей Белый утверждает, что  при разборе текста важно остаться не просто ученым или критиком, но поэтом, готовым «извлечь новые душевные ноты в нас, помочь новым формам искусства осуществиться в действительности» [3, с. 8]. Ведь просто критику «недостаточно чуткости», а ученому недостает статистического материала, и он «уподобляется композитору, вынужденному вгонять свои звуки в пределы октав» [3, с. 8].

При анализе стихотворения Белый обращается к понятиям внутренней и внешней формы речи, произведения, разрабатываемых А.А. Потебней и его учениками. У А. Белого, как и у А.А. Потебни, внешняя форма – материально изобразительные средства, определённым образом организованные для воплощения содержания, внутренней формы. Внутренняя форма выражает образы, чувства, представления. Внешняя форма у Белого выражается метрической системой, ритмом, словесной инструментовкой. Содержание, как переход от внешней формы к внутренней, выражено при помощи архитектонических средств. Внутренняя форма связана с образной системой. Внутренняя форма является не только связующим звеном внешней формы и содержания, но и сама она есть содержание по отношению к внешней форме.

Поэт считает, что определение метрической формы и ритма поможет разобраться во взаимоотношении строк и формы стихотворения. А. Белый разбирает «подлинную метрическую сущность каждой строфы» [1, с. 296]. Под ритмом он понимает «симметрию в отступлении от метра, т.е. некоторое сложное единообразие отступлений» [Белый, 2010: 294]. При этом Белый разделяет «отвлеченный ритм» и «действительный ритм», которые проявляются в отношении отвлеченного ритма к знакам препинания, цезурам, внутренним ритмам, к симметрии. Белый характеризует ритмическую систему  пушкинского стихотворения с точки зрения сходств и различий с ритмом русских поэтов вообще. Он доказывает, что пушкинские «симметрии в отступлении от ямба» [1, с. 298] являются типичными для большинства поэтов после В.А. Жуковского. Характеризуя действительный, индивидуальный ритм А.С. Пушкина, А. Белый рассматривает соотношение симметрии слов по слогам, знаки препинания, отношение количества согласных к количеству гласных. Говоря о ритме, поэт выстраивает аналогию между ритмом и содержанием. В стихотворении каждое изменение в ритмической структуре соответствует воспоминаниям предшествующих образов, «душевный порыв сопровождается ритмическим порывом» [1, с. 300], а спокойный темп связан с образами действительности. Эта особенность является для Пушкина типичной, так как «наиболее быстрые, ритмические движения стиха чаще всего сопровождают безобразные движения души, нежели движения самих образов» [1, с. 300].

Через ритм, через возможности ритмического анализа строк и строф А. Белый решает проблему соотношения формы и содержания. Поэт говорит о едином «ритмо-смысле стиха», который представлен в строфе и стихе поэтического текста как едином системно-структурном образовании.  Ритм не только гармонически организует стихотворение по принципу единого симметрически-асимметричного движения поэтической мысли,  но и является для А. Белого тем связующим звеном, с помощью которого можно описать лирическое произведение, избегая перемещения «тяжести стихотворения в душу воспринимающего» [1, с. 315]. При такой оценке со стороны читателя все произведение теряет свой смысл и зависит от его  настроения.  К этой идее позже обратился и Гринбаум О.Н. Он писал, что «проблему формы и содержания поэтического текста следует рассматривать сквозь призму триединства «ритм - форма – содержание», в котором ритм поэтического текста выступает организатором и носителем гармонического начала стихотворного текста» [8, с. 3].

Для анализа словесной инструментовки Андрею Белому важным кажется чередование гласных и согласных. Статические расчеты соотношения звуков позволяют А. Белому охарактеризовать «ритм пушкинского ямба в связи с содержанием, выраженным ритмически» [1, с. 311]. Поэт делает вывод о том, что «Не пой, красавица, при мне…»  – это типичное для А.С. Пушкина стихотворение, где «момент переживания (динамический) выражен ритмичнее, нежели момент живописный (статический)»  [1. с. 312].  Используя лингвомузыкальный термин «словесная инструментовка», А. Белый проводит ряд звукоинструментальных аналогий: «слова «увы», «напевы» изображают струнные звуки» [1. с. 306].

При анализе звукового ряда стихотворения поэт обращается и к фоносемантике. При звукоизобразительном анализе лирического произведения очень важен для А. Белого  прием звукописи. Сущность этого приема раскрывается в поэтическом словаре А. Квятковского. «Звукопись - условный термин для одного из видов инструментовки стиха; соответствие фонетического состава фразы изображенной картине или последовательно проведенная система аллитераций, которая подчеркивает образную законченность поэтической фразы» [9, с. 113]. По мнению А. Белого, звуковая изобразительность – средство эстетико-познавательного характера, которое нельзя недооценивать. А.Белый разработал понятие «звукообраза», под которым понимал выделенность звука в стихе. Поэт считал, что «…соединение звуков, вплетаясь в образ, дает звукообраз, который придают гармонию стихотворению.

В стихотворении, по мнению А. Белого, важно учитывать архитектонические формы, как переходные между внутренней и внешней формами.  Архитектонические формы речи имеют «целью расположение слов во временной последовательности» [1, с. 295]. В архитектонике стиха воплощается сущностно-конкретное проявление закона художественной формы. Через архитектонические формы изобразительности возможен переход к описательным формам речи.

Описательные формы речи входят в состав внутренней формы, «дают форму самим элементам творческого процесса» [1, с.  295]. К описательным формам речи поэт относит эпитет, метафору, метонимию, синекдоху. Под эпитетом он понимает прилагательное, которое «живописует то слово, к которому прилагается» [1, с.  423]. Он замечает, что современные эпитеты во многом опираются на постоянные эпитеты, свойственные народной поэзии. Сравнение определяется им как сопоставление двух предметов по нескольким общим признакам.  Сравнение по своей емкости способно заменить целый ряд «посредствующих мыслей о предмете» [1, с. 423]. Метонимия означает «перемену имени» [1, с. 423].  Синекдоха – перенос «признаков предмета по количеству» [1, с. 424].  Метафора – это «замена сравниваемого предмета другим, с которым предмет сравнивается» [1, с. 423]. В метафоре заканчивается то «психический процесс», который начинался в сравнении (т.е. завершение сопоставления).  В статье «Магия слов» (1909) метафора  рассматривается как завершение процесса символизации. Но в самом стихотворении процесс символизации не завершен, там нет «готового символического образа; недаром оно – сплошное сравнение; стихотворение, воспринятое нами, требует определенно нашего творческого отношения, чтобы завершить символ, который лишь загадан в стихотворении, но не дан к определенно-кристаллизованном образе» [1, с. 314].         

Жанр анализа одного стихотворения дает возможность увидеть не только сходство с ритмами русских поэтов вообще, но и проследить индивидуальные особенности графического узора стихотворения характерного для А.С. Пушкина. Описывая ритмическую картину одного стихотворения, А. Белый говорит о том, что благодаря этой работе станет возможным анализ словесной инструментовки всего творчества поэта.         

Анализируя стихотворение, Андрей Белый одним из первых использует метод статического подсчета для анализа форм русского стиха, от него переходя к содержательному наполнению произведения. При этом поэт говорит, что  статистические ошибки неизбежны. Но каждый желающий может проверить его результаты, потому что метод, предложенный автором, очень прост: «немного усидчивости, да любви к поэзии –  вот все, что требуется экспериментатору» [1, с.  293]. В форме поэт видит признаки художественного совершенства. Именно через нее становится возможным увидеть все мастерство поэта, художника.

Жанр  анализа одного стихотворения – это не только разработка методики и принципов работы с лирическим произведением, но и попытка приблизить теорию словесности и лирики к отраслям научного знания, привнести в них достаточное количество проанализированного материала, который должен сделать из описательной дисциплины дисциплину,  объясняющую систематизированный материал. Работа А. Белого послужила толчком для развития стиховедения. Его исследование стало основой для деятельности Г.А. Шангели, В.С. Баевского, М.А. Красноперовой, А.Н. Колмогорова, А.В, Прохорова, М.Л. Гаспарова и В.Е. Холшевникова. В восьмидесятых годах стали появляться сборники «Аналиу одного стихотворения», продолжавшие традиции А. Белого.

 

Литература:                        

  1. Белый А. Собрание сочинений. Символизм. Книга статей / Общ. ред. В.М. Пискунова.- М.: Культурная революция; Республика, 2010.- 527 с.
  2. Белый А. Жезл Аарона: (О слове в поэзии) // Скифы. Сб. 1. Пг., 1917. – 178 с.
  3. Белый А. Поэзия слова. Петроград: Эпоха, 1922. – 134 с. (с. 7 – 19)
  4. Белый А. Брюсов // Белый Андрей. Критика. Эстетика. Теория символизма: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. I. – С. 350-366.
  5. Брюсов В. Я. Собр. соч.: В 7 т. М., 1973–1976.
  6. Брюсов В.Я. Ремесло поэта: Статьи о русской поэзии. М., «Современник», 1981.
  7. Гершензон М.О. Мудрость Пушкина // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX — первая половина XX в. — М.: Книга, 1990. — С. 207—243.
  8. Гринбаум О.Н. Эстетико-формальное стиховедение: методология. аксиоматика. результаты. Гипотезы. – СПб., 2001. – 40 с.
  9. Квятковский А.П. Поэтический словарь / Науч. ред. И. Роднянская. — М.: Сов. энцикл., 1966. — 376 с.
  10. Лотман М.Ю. Анализ поэтического текста. Структура текста. Пособие для студентов. – Л.: Просвещение, 1972.- 270 с.  
  11. По Э.А. Стихотворения. Новеллы. Повесть о приключениях  Артура  Гордона Пима. Эссе: Пер. с англ. / Э.А. По. - М.: НФ  «Пушкинская  библиотека», ООО «Издательство ACT», 2003. - 768с. - (Золотой фонд мировой классики).
  12. Потебня А.А. Мысль и язык. – М.: Лабиринт, 2007. – 256 с.