О модальной личности НОСИТЕЛЯ ЯЗЫКА/ЯЗЫКОВ в полилингвальном пространстве

 

ПОД- СЕКЦИЯ 5 Языковедение и иностранные языки

 

Галимьянова В.Р.

доцент, кандидат филологических наук, Нефтекамский филиал

Башкирского государственного университета

Салихова Э.А.

доцент, профессор, доктор филологических наук,

Уфимский государственный авиационный

технический университет

 

О модальной личности

НОСИТЕЛЯ ЯЗЫКА/ЯЗЫКОВ

в полилингвальном пространстве


Интерес к личностному аспекту изучения языка существенно повысился в последние годы во всех дисциплинах, так или иначе связанных с языком, его владением и активным использованием как в гомо-, так и в гетерогенной ситуации распространения двух и более языков. «Языковая личность» оказывается тем стержневым, определяющим понятием, вокруг которого разворачивается обсуждение наиболее интересных проблем языкознания. В современной науке о языке выделилось несколько аспектов исследования языковой личности. Во-первых, это вопросы, связанные с этим феноменом, и, во-вторых, подходы к разработке методологии формирования близких к феномену языковой личности понятий.

Обращение в заданном контексте к понятию модальной личности (далее – МЛ) в рамках исследования специфики общения в лингвистически неоднородной среде оправдано заявленными целями: описание и характеристика моно- и дву-/триязычных индивидов в условиях контактирования нескольких языков. Согласно условной модели, представленной в работах отечественного социолога Т.А. Хагурова, модальная личность – это человек, адекватно понимающий и мысленно (и вербально – прим. авт.) репрезентирующий реальность и способный к когнитивным операциям со сложными абстракциями, соотносящий свое поведение (в т.ч. речевое – прим. авт.) с духовно-нравственными ценностями, ищущий и обретающий смысл своей жизни, придерживающийся аскетической (хотя бы частично) морали, ограничивающий свой индивидуальный гедонизм [5, с. 32]. Трудно не согласиться с автором, что такую модель можно обнаружить на уровне любой социолингвокультуры. Между тем, использование языковых средств в обозначенных условиях и свободная в них ориентация, произвольность речевого поведения происходят не сразу и всецело. Прежде чем рассматривать ту специфическую среду, которую создают система средств, способов и ситуаций общения, сопровождающих проявление модальной личности взрослого носителя языка/языков, рассмотрим некоторые общие сопряженные социо- и психолингвистические вопросы.

Обобщая данные массового анкетирования по выявлению признаков «нормального человека» (модальной личности), И.А. Грошева описывает его как «уверенного в себе, обладающего определенным набором материальных благ; ориентирующегося на традиционные ценности…» [2, с. 88]. Этнологи Алекс Инкельс и Даниэль Левенсон посредством понятия «модальной личностной структуры» (близкого к понятию «модальной личности» Коры ДюБуа) попытались описать национальный характер, т.е. некую абстрактную собирательную личность, которая воплощает в себе особенности, черты характера и психологические признаки, присущие большинству взрослых членов данной нации. Рассуждая в русле их логики, отметим, что «модальной личностью» является тип, к которому относится большинство членов данного (со)общества. В свою очередь национальный характер связан с частотой распространения определенных типов личности в этом обществе. Причем подразумевалось, что самые различные личностные типы могут быть представлены в любой из наций, но одни из них встречаются особенно часто, а другие – реже или совсем редко. Как много таких модальных личностей может быть обнаружено в одном обществе – это как эмпирический, так и теоретический вопрос [3]. К разряду риторических можно отнести вопрос о том, какая часть языкового сообщества отражает специфические языковые проявления личности в социуме. Было бы разумным предположить, что языковая общность может быть определена ограниченным числом модальных типов, из которых одни составляют 10-15 % от всего населения, другие до 30%. Эта концепция роли модальной личности в некоторой степени могла бы объяснить различия в типах речевых культур в рамках одноязычного и многоязычного (микро)социума, а также лингвоэтнических групп и т.п..

Поскольку исследователями признавалось, что в обществе присутствует несколько «модальных личностей», то получалось, что МЛ – комплекс особенностей, свойственный только какой-то части взрослых членов языковой группы/общности, в противоположность другой ее части. В этом случае вопрос о характере и структуре МЛ как совокупности речеповеденческих, речевозрастных, эмоциональных и пр. признаков, присущих всем членам группы, должен был либо вовсе сниматься, либо ставиться совершенно иначе. По нашему разумению, специфика проявления МЛ в лингвистически гетерогенной среде определяется особенностями распределения внутри языковой целостности различных типов личности, а не отображением совокупности (социо- и психо)лингвистических черт, характерных для каждого представителя данного языкового сообщества. Эти (социопсихо)лингвистические черты в отдельных личностях могут выражаться в различных комбинациях, преломляться различными способами. Таким образом, можно признать вариативность внутри единой языковой/речевой культуры типов личностной организации. Дополним попутно, что вариативность в выборе языковых средств зависит от социальных характеристик носителей языка (социальной дифференциации языка) и от ситуации речевого общения (функциональной дифференциации).

При рассмотрении такой мультимодальной языковой общности можно говорить скорее о «характеристиках этой языковой группы» как коллектива, а не о «модальной личности» индивидуумов, составляющих этот коллектив. «Модальная личность», таким образом, распределяется между взрослыми членами общества, и этот социум, в свою очередь, может рассматриваться как конфигурация (социопсихо)лингвистических типов (в иной терминологии – типажей), имеющих общее основание. Вопросы о происхождении этого общего основания, равно как и о характере распределения внутри общества «модальной личности», о наличии или отсутствии у конфигурации (социопсихо)лингвистических типов какой-либо функциональной нагрузки, способствующей, например, языковой устойчивости данного (микро)социума, остаются открытыми.

Социопсихолингвистическое толкование феномена модальной личности не предполагает, что все или даже большинство членов языковой общности имеют одну и ту же личностную структуру, более того, МЛ соответствует сравнительно прочно сохраняющимся чертам языковой личности, чаще встречающимся у взрослых.

Так, внимание к способам представления обобщенного типа модальной личности как социопсихолингвистического типажа носителя би-/трилингвального языкового кода, элементы которого отражают коммуникативный опыт индивида и заимствуются в иную языковую систему в результате межлингвистических контактов. В связи с этим можно ввести понятия «поливалентная модальная личность» и «моновалентная модальная личность», рассмотреть различные способы её позиционирования в речевых ситуациях [7].

Социопсихолингвистический типаж модальной личности представляет носителя языка в абстрагированном виде как ментальную конструкцию, выделяемую на основе релевантных признаков, вербальных и невербальных характеристик конкретно-индивидуальной личности. Обобщенная модальная личность выделяется как инвариант языковой, речевой, коммуникативной личности, представляющий собой предел обобщения на основе наиболее характерных особенностей вербального и невербального поведения с учетом анализа понятийного компонента и взаимопересекающихся ассоциативных и оценочных суждений в пространстве поликодового (многоязычного) коммуникативного взаимодействия.

Опираясь на известные в языковедении классические определения, С.М. Андреева установила следующие соотношения: языковая личность – личность, которая проявляется в речевой деятельности; эта личность обладает определённой совокупностью знаний и представлений. Речевая личность личность, которая реализует себя в коммуникации; реализует ту или иную стратегию и тактику общения, выбирая необходимые лингвистические и экстралингвистические средства. Коммуникативная личность участник коммуникативного акта, который действует в реальной коммуникации. Человек говорящий – личность, одной из видов деятельности которой является речевая деятельность (от процесса её порождения до процесса восприятия речевых произведений) (см. подробнее: [1, с. 93]).

Модифицируя обобщения исследователя, отобразим схематически соотношение исследуемого феномена с точки зрения протекания речевой деятельности в поликодовом пространстве (рис.1).

 

«Соотношение модальной личности

с языковыми/речевыми феноменами». Рисунок 1.

Следует отметить, что модальная личность рассматривается и как человек говорящий в плоскости протекания речевой деятельности, и как языковая личность с точки зрения анализа языка как предмета, и как коммуникативная личность в аспекте характеристики языка как процесса, и как речевая личность в той грани, которая описывает язык как способность. К тому же модальная личность обладает определёнными знаниями (информационные, содержательные единицы структурированной и иерархизованной системы) и представлениями (субъективное эмоциональное отражение связей и отношений действительности). Психолингвистический аспект исследуемой проблемы подразумевает и социолингвистический комментарий, что позволяет дать комплексное представление о взаимосвязанных элементах в плоскости отношений «личность-социум».

Социолингвистический анализ исходной проблемы представляет интерес с точки зрения определения потенциальных и реальных изменений в соотношении компонентов социально-коммуникативной системы как модели полилингвального пространства с целью установления механизмов взаимозависимости изучаемого объекта от изменяющихся внешних условий, в которых объект подвергается модификациям. Значимой становится не только микросреда – группа, где формируется определенный тип личности, но и макросреда, зависящая от разнообразных факторов: от политико-правовых, демографических до социокультурных. Наиболее сложным оказывается тот вариант, когда формирование личности или выбор ценностных установок происходит в гетерогенной этноязыковой среде, где один из языков является функционально доминирующим. Это может быть язык государства или язык окружения, имеющий престижность в конкретном сообществе и не совпадающий с маркерами этноязыковой идентификации его носителей. Следовательно, немаловажным становится учет соотношения численности говорящих на разных языках, разграничения функций этих языков, типа билингвизма и языковой интерференции, распределения языков по сферам общения, коммуникативного веса каждого из компонентов в различных сферах социальной деятельности. При сборе данных исследователю необходимы сведения демографической статистики (численность, национальный, социальный, половозрастной состав населения), данные о развитии образования, культуры, науки, массовой коммуникации, видах производственной деятельности, которые определяют развитие социальных функций языков в регионе, характер непосредственного окружения.

От теоретических рассуждений перейдем к фактическому описанию реальных языковых ситуаций. В качестве примера можем взять социально-коммуникативную систему многоязычного Башкортостана. В рамках указанного административно-территориального объединения в качестве компонентов социально-коммуникативной системы рассматриваются языки компактно проживающих этносов. В данной социально-коммуникативной системе выделяются гетерогенные компоненты: славянский (русский, белорусский и украинский языки), тюркский (татарский, башкирский, чувашский языки) и финно-угорский (марийский, мордовский, удмуртский языки).

При общей численности 4104336 человек (100%) в Республике Башкортостан славянскими языками владеют, в частности, русским языком 3957908 (96% от общей численности населения республики), украинским языком – 25719 (0,6%), белорусским языком – 3999 человек (0,09%); тюркскими языками, в частности,  татарским языком – 1396947 человек (34%), башкирским языком – 1056871 человек (26%), чувашским языком  – 98488 (2,4%); финно-угорскими языками, в частности, марийским языком – 95405 человек (2,3%), удмуртским языком – 21475 (0,52%), мордовским языком – 19394 (0,47%)[4]. Цифровой показатель демонстрирует соотношение компонентов в условиях близости или разнородности этноязыковой ситуации и демографическую мощность языков. Однако если рассматривать в качестве подсистем общей социально-коммуникативной системы административные районы республики, то обнаруживается специфика этноязыкового состояния конкретного района. Так, сопоставив данные Краснокамского и Мишкинского районов республики Башкортостан, можно отметить следующее: во-первых, собственную языковую среду имеют четыре этноса: башкиры, татары, русские, марийцы; во-вторых, этносы расселены компактно, но их языки обладают разными социальными и коммуникативными базами; в-третьих, учитывая юридический статус языков, общегосударственным языком является русский язык и республиканским государственным языком – башкирский, официальными языками (фактически, а не юридически) – татарский и марийский. Региональными языками их назвать нельзя в связи с тем, что таковыми в соответствии с Европейской Хартией миноритарных языков (1992 года) являются языки, традиционно используемые гражданами, образующими группу, меньшую в численном отношении, чем остальное население данного государства. Фактически и татарский, и марийский этносы являются многочисленными в рамках указанного административно-территориального объединения.

Соотношение численности говорящих на этих языках в Краснокамском и Мишкинском районах Республики Башкортостан не одинаково, соответственно и этнодемографическая мощность языков, зависящая от количества представителей этноса, различается. В Краснокамском районе башкиры составляют 29%, татары – 30%, марийцы – 26%, русские – 13%, другие – 0,2%.  Доминирующий этнос – татары. В Мишкинском районе башкиры составляют 6,5%, татары – 15,8%, марийцы – 71%, русские – 6, 6%,  другие – 0,5%. Доминирующий этнос – марийцы. Следовательно, и объем, и функциональная дистрибуция башкирского, татарского, русского и марийского языков по сферам использования различны, а это существенно изменяет структуру социально-коммуникативной системы, которая характеризуется как несбалансированная с количественной и качественной неравнозначностью общественных функций языков. При такой типологической разнородности, коммуникативном ранжировании и статусном различии языки указанных этносов активно функционируют, используются в социальной жизнедеятельности, интенсивно взаимодействуют между собой (в большей степени их диалектные формы). Носители языка/языков фактически становятся не только активными билингвами, но и реальными полилингвами. Совершенно очевидно, что языковая, речевая, коммуникативная, «говорящая» личность будет иметь определенный набор признаков, что скажется и на особенностях и типах модальной личности.

Исходя из вышеизложенного, можно утверждать, что в зависимости от структуры макро- и микросреды устанавливается функционирование языка/языков, определяется контактирующими билингвами/полилингвами выбор средств общения, а также формируется своеобразная мультиязыковая общность, влияющая на характеристику и речевое поведение полиязычных индивидов, носителей совершенно разных ценностных установок (или культур). Модальная личность, воплощающая в себе особенности характера и психологические признаки представителей конкретного этноса, в условиях многоязычия предстает в различных формах, в том числе и гибридных. Среди возникающих разновидностей неадекватными окажутся типы, отражающие особенности личности с набором черт, присущих тюркскому, славянскому или финно-угорскому этносам в отдельности. При этом возможны и маргинальные типы, у которых не сформирована прочная, однозначная, согласованная система социальных и этноязыковых идентичностей и ценностных ориентаций, а также рассогласована система отношений личности к элементам культуры.

Таким образом, концепция модальной личности в лингвистически неоднородной среде представляет собой синтез положений социолингвистического и психолингвистического знания об уникальности дву-/триязычного (троязычного) индивида. Теория языковой личности служит, в основном, построению обобщенного образа модальной личности носителя языка как объекта межъязыкового взаимодействия.

Литература

1. Андреева С.М. Современные подходы к изучению феномена «языковая личность» // Язык@Литература@культура: Актуальные проблемы изучения и преподавания в России и за рубежом. – С. 91-97.

2. Грошева И.А. Модальная личность: портрет с отклонениями // Социологические исследования. – 2009. – № 3. – С. 82-88.

3. Моисеева Н.А. Зарубежные исследования по проблеме национального характера: частнонаучные подходы [Электронный ресурс. Текст] // Режим открытого доступа: www.RGAZU.ru – Дата обращения 21.01.12.

4. Национальный состав и владение языками, гражданство  // Всероссийская перепись населения 2002 [Электронный ресурс]. – Режим доступа:  http://www.perepis2002.ru

5. Хагуров Т. А. Методология девиантологических исследований феномена массовой культуры и порождаемого ею типа человека / Девиантное поведение: методология и методика исследования. – М.: Реглант, 2004.

6. Четвертакова Ж.В. Методологические подходы к проблеме изучения национального характера [Электронный ресурс. Текст]: Режим открытого доступа: http://www.analiculturolog.ru/archive/item/384article – Дата обращения 17.01.12.

7. Уфаева И.Ю. Лингвокультурный типаж HISPANIC: Автореф. дис. …канд.филол.н. – Нижний Новгород, 2008. – 24 с.