Отражение Первой мировой войны в русском фольклоре
ПОД- СЕКЦИЯ 6. История России.
Зыкова Н.Л.
доцент, к.и.н., Иркутский государственный университет
Отражение Первой мировой войны
в русском фольклоре
В истории России XX века первая мировая война явилась роковым рубежом и пробудила к жизни разрушительные силы, толкнувшие империю в водоворот социальных потрясений, изменивших основы государства. Первая мировая война изменила также психологию российского общества. Особенно это сказалось на мобилизованных в армию в основной своей массе крестьян, ставших солдатами поневоле. Их восприятие военной действительности выражалось в песнях, частушках, в которых солдаты-крестьяне выплёскивали свои ощущения от отчаянной бравады до чёрной меланхолии.
Накануне первой мировой войной русская армия в основе своей состояла из мобилизованных крестьян. Попадая на фронт, солдаты-крестьяне всё происходившее естественно воспринимали через призму своего крестьянского мышления. Базовыми ценностями, конечно же, для них являлась принадлежность к своей родной земле, деревне, семье. Именно с этими убеждениями крестьянин шёл на фронт. Поэтому образы родной земли особенно часто звучат в солдатском фольклоре первой мировой войны. Это выражалось в таких рифмах, как «земля мне мать-отец, война мне зол конец», либо в памяти вставало «деревце весёлое и зелёное». Фразы «земля-матушка» или «война-горе» также часто фигурирует в солдатских песнях [1, с. 87].
Главной психологической травмой для солдат, которую нанесла им война, был их отрыв от семьи – детей, жён. Эти переживания также являлись очень популярной темой военного фольклора. В родном доме солдат видел источник силы, что так же выражалось в рифмах «только бы взглянуть на родимую сторонку, а там бы снова в бой» [3, с. 24]. Находясь вдали от родины, солдат волновала мысль о том, хорошо ли живётся его семье, здоровы ли дети, верна ли ему жена.
Отношение солдат-крестьян к воинской службе также выражалось в песнях. Воинское дело они сравнивали с крестьянским трудом на полях, но с некоторой военной спецификой. Это также можно проследить в песенных фразах, типа «Пашню пашем мы в глухую ночь, не сохой – штыками, бомбами, не цепом молотим - пулями, по немецким по головушкам» [3, с. 135].
Популярным мотивом фольклора о войне был также патриотизм русского солдата. Начало Первой Мировой войны российское общество встретило с настроением патриотизма, её считали справедливой, освободительной и даже сравнивали с войной 1812 года. Очевидец тех лет, французский посол, Морис Палеолог, описывают обстановку в России в то время следующим образом: "Всех объединил общий патриотический порыв. В стране проходили спонтанные манифестации - многотысячные толпы в разных городах России несли русские национальные знамёна, портреты Николая II, цесаревича Алексея, великого князя Николая Николаевича, иконы, звучали колокола, служились молебны, а русский национальный гимн "Боже, Царя храни!" непрерывно исполнялся и на улицах, и во всех собраниях. Почти вся печать заговорила о единстве нации перед лицом германской угрозы" [4, с. 35]. Однако этот патриотизм имел различные мотивы.
В начале войны среди солдат преобладало настроение удальства, желание показать свою храбрость, что выразилось в следующей частушке:
Собирай-котесь, ребята, кто к военной службе гож.
Зададим мы немцу перцу, пропадёт он ни за грош!
Сомнения в победе русских войск не возникало, это видно из следующего куплета:
Мы с Японией буянили, с Германией идём
Кулаки у нас большие, мы нигде не пропадём [5, с. 10,12].
Таким образом, в одних частушках он проявляется как бравада, насмешка над «пулей-дурой». Подобные настроения были распространены в среде новобранцев и выражались следующей пословицей: «Мы ничего не признаем. Пуля летит германская, мы говорим - пчела, снаряд рвётся, мы говорим – гром гремит». В других песнях патриотизм – это уже правое дело, война за некую «правду» [6, с. 135]. Война собрала много добровольцев, которые служить шли с охотой, о чём свидетельствуют соответствующие частушки:
Сдадут, сдадут меня в солдаты, никакой нет льготушки,
Теперь с Германией война, служить иду с охотушки.
Или:
Пойдём, товарищ, добровольцем, будем родине служить:
Распроклятого австрийца будем вместе с тобой бить [5, с. 18].
Распространенным мотивом военных песен также являлась помощь братским народам. Показательна фраза из песни «борьба за честь и свободу обиженных стран, за славу народа, за братьев славян» и т.п. [1, с. 281]. Защита славянских народов, которых притесняют иноземные державы, казалась исполнителям частушек вполне правомерной, что они охотно выразили следующими рифмами:
Австрияк спознался с немцем, обижают всех славян,
Не дадим славян в обиду мы, француз и англичан.
Все славяне частушками воспринимаются как братья и сёстры:
Ты не трогай, немец, русских, ихних братей и сестёр,
Не даст русский их в обиду, и тесак его остер.
Система пропаганды очень быстро сумела создать в умах солдат-крестьян, никогда не слышавших о Сербии, образ "Сестры Сербии", что также выразилось в частушке:
Приказал нам царь Российский сестру Сербию спасать,
И пошли мы с австрияком, дальше с немцем воевать [7, с. 227, 228].
Вся эта палитра чувств изменялась в ходе первой мировой войны: от безудержного патриотизма в её начале до глубочайшей депрессии и равнодушия в конце.
В фольклоре первой мировой войны встречается образ идеального командира, "отца солдат". В характеристиках, данных солдатами своим командирам, вырисовывается героический облик военачальника. С этим образом фольклорная традиция связывает имена самых разных генералов русской армии. Таковым является генерал А.В. Самсонов (1859-1914), в начале I мировой войны командующий 2-й армией Северо-Западного фронта. Он погиб во время Восточно-Прусской операции 1914 года [8, с. 237]. В частушках отношение солдат к его смерти описывается следующим образом:
Жалко было командера, был бедовый генерал,
Как дитё любил солдат, навсегда сожалевал [7, с. 229].
Те же принципы задействованы и при создании образа генерала П.К. Ренненкампфа, по вине которого операция в Восточной Пруссии провалилась. Он командовал 1-й армией Северо-Западного фронта. После неудачных военных действий Ренненкампф был отстранён от командования, а после расследования уволен в отставку [8, с. 109]. Несмотря на эти обстоятельства, в солдатских частушках Ренненкампф характеризуется как храбрый генерал:
Что ты вылупил, брат, бельмы? Нету тут твово Валгельма,
Ранемкан, наш генерал, все портки с него содрал.
В текстах встречаются имена генералов Н.В. Рузского [8, с. 160] и А.А. Брусилова [8, с. 606] В частушках они характеризуются как «бравый» и «храбрый» генералы:
Генерал Брусилов бравый нас повёл на немцев лавой,
Рузский храбрый генерал его к Львову уже гнал [7, с. 229].
В целом, можно отметить, что частушка, при всей её ориентированности на отражение сиюминутных событий, рисует образ не конкретного человека, а идеализированный образ русского полководца - храбреца и удальца. Однако первая мировая война принципиально отличалась от баталий прошлых веков, в которых богатырство и храбрость одиночек были нередко определяющими. Новое время вместо образа «одинокого рыцаря» предлагало образ коллективного "мы".
В военном фольклоре также имеются образы отдельных родов войск, участвовавших в I мировой войне. Прежде всего, это казаки. В начале XX в. в России имелось 11 казачьих войск. В первую мировую войну казачье население выставило свыше 200 тысяч человек [8, с. 34]. В частушках казаки показываются не иначе как храбрецы, бравые молодцы:
Немцу ноченька не спится: казака очень боится,
Наш казак-то не дурак, знает ладить с немцем как!
Также можно видеть в частушках и престижность артиллерийских войск:
Мой-от милый на войне, служит в артиллерье.
Пришло от милого письмо - узнали все в деревне [5, с. 24].
Упоминается в частушках и пехота, являвшаяся в годы первой мировой войны главным родом войск. Например, в сухопутных войсках пехота составляла 75%, артиллерия - 15%, кавалерия - 8%, а вспомогательные войска (авиация, связи, инженерные и т. д.) - 2% [9, с. 25]. В одной из песен служба в пехоте описывается следующим образом:
Нету хуже той напасти, как служить в пехотной части,
Пешки день-деньской идёшь, только ляжешь, гложет вошь [2, с. 32].
Как видим, рисуя образ пехоты, частушка опирается на конкретные, весьма непривлекательные, реалии военного быта. Неотъемлемой частью текстов, связанных с описаниями боевой жизни, являются военные сооружения, а также всевозможные виды оружия. В сборнике Б. Глинского, выпущенном в 1915 г., приведён целый цикл частушек, посвящённых военной технике, озаглавленный как "артиллерийские частушки". Вот пример некоторых из них, где можно узнать о таких видах сооружений как окопы, волчьи ямы, заграждения:
Мой папашенька в окопах, во германских пулемётах.
С пулемёта вдарили, мого папашу ранили.
Или:
Окопался немчин, позарыл сотни мин, волчьих ям, заграждений, фугасов.
А наш бравый солдат не боится машин, бьёт штыками с плеча дуроплясов [7, с. 224].
Ещё одним направлением военного фольклора явился «образ врага», в качестве которого выступил «немец». Естественно, что центральное место в нём занимают австрийский император Франц-Иосиф I и германский император Вильгельма II. В частушках они выступают как главные виновники развязывания войны и главные представители государств, воевавших против русских:
Здесь австриец, там пруссак, а мы их этак, мы их так.
Франц-Иосифу по шее, а Вильгельма по башке.
В частушках просматривается негативное отношение к немцам и австро-венграм. Презрение к ним проявляется в эпитетах, которыми оделяют врагов русские: «проклятые», «распроклятые», «немецкий пёс». Через прозвища «австрияки», «немчура», «неметчина» также выражалось пренебрежительное отношение к врагам:
Уж как наши-то ребята не боятся немчуры;
Как поймают супостата, оттаскают за вихры! [5, с. 12].
Фольклор приписывал врагам все негативные качества, какие могут быть у солдата, и в первую очередь, трусость:
Охи, ахи, охи, ахи! Трусы все те австрияки,
Немцы тоже все трусы, только храбрые усы.
В других частушках враги сравниваются с нечистой силою:
Австрийцы - кровопийцы, немцы - дьяволы:
Перебили всех мальчишек, последних ранили.
В текстах всё время противопоставляется русский солдат и немец/австриец, причем русские изображаются в наилучшем виде, как полная противоположность противников. Отмечается храбрость и смекалка одних, трусость и глупость других. Например:
Вы послушайте, ребята, немцы глупы, как телята,
А казак Крючков провор - десять разом заколол!
Хоть и хитёр немец прусский, крепок духом солдат русский!
Он и хитрость переважит, и на деле всё докажет [5, с. 14].
Солдатские частушки остроумно подмечали все особенности быта немцев и австро-венгров, добродушно подтрунивая над их образом жизни, который был совсем не похож на жизнь русского солдата-крестьянина, для которого всё иностранное было в диковинку:
Ну какие с них вояки, щей да каши не признают,
А заместо нашей каши у накладку кофей пьют. [7, с. 237].
Однако если внимательно перечитать многочисленные частушки, ярко выраженной ненависти к врагу, хоть его и называли «колбасники», «поганая немчура», все эти настроения не несли. По сути, русские солдаты не видели в немце носителя зла. Он был для них скорее чужаком, таким же горемыкой, попавшим на фронт по необходимости. Более того, в отдельных песнях можно видеть даже уважение к их стойкости, перемешанное с добродушным подтруниванием над собой: «Ты германец, ты германец, научи нас воевать. Возьми Ригу и Варшаву, мы не будем унывать». У русских солдат, скорее больше причин было недолюбливать своего царя. Чем дальше затягивалась война, тем больше солдаты ожесточались. «Шапкозакидательские» настроения, характерные вначале, сменяются пессимистическими. Ряд поражений, нанесённых русской армии в 1915 году, привел к деморализации солдат, что сразу же отразилось в частушках.
Немцы забрали Варшаву, бог, помилуй Питерград!
В Питерграде много учится молоденьких ребят [5, с. 39].
Нельзя не обойти и тему тягот солдатской жизни. Фольклор тех лет, говорит о жестоком отношении высших чинов к рядовым солдатам. Например, следующие строки:
Нету хуже взводного, для кого невгодного,
Всё ругается, да бьёт, да со свету сживёт.
По окопу немец шкварит, по сусалам взводный жарит,
Не житьё, а чисто ад, я домой удрать бы рад [2, с. 65, 54].
Фольклор описывает все тяготы солдатского быта:
Мы сидим в глубоких ямах, на нас дождик льёт, росит,
И как засыплют пулемёты, ну, поверьте, что за жизнь.
Вы обшиты и обмыты и весёлые кругом,
А нас кусают паразиты, сами ловим их и бьём.
Таким образом, перед нами воссоздаётся реальная картина жизни, проводимая в беспрерывных походах и боях. Как следствие рождается следующий портрет солдата:
Посмотри теперь, мамаша, своего сыночка,
На башке нема волосьев, во рте ни зубочка [2, с. 75].
Хотелось бы отметить ещё один момент в военном фольклоре – это восприятие первой мировой войны солдатами как чего-то страшного и непонятного. Первая мировая война была войной технологий, и новое оружие пугающе действовало на психику солдат. Поэтому в фольклоре мы практически не встречаем ничего, чтобы указывало на воспевание того или иного военного достижения. Война воспринимается, прежде всего, как смертельная опасность: на войне убивают, калечат, она погубила тысячи жизней, а виноваты в этом германцы, что также выразилось в частушках:
Много ёлок, много ёлок, много вересиночек.
За проклятого германца много сиротиночек.
По мере втягивания России в войну в армии нарастали антивоенные настроения. Эти настроения выразились в следующих частушках:
Ты Германия, Германия, включай скорее мир!
По второму ягодинке воевать не отдадим! Или:
Распроклятые германцы, бросайте воевать!
Я, молоденький мальчишка, хочу дома побывать.
Окончания войны ждали и в тылу. Россия понесла в ходе войны огромные людские потери, многие семьи лишились своих кормильцев. Народ, мечтал только о мире. Об этих чаяниях говорит следующая частушка:
Ты, Германия и Англия, давайте делать мир!
По последнему милому всё равно не отдадим
Выход России из первой мировой войны и подписание мирного договора в Брест-Литовске с Германией было также отмечено очередной частушкой:
Слава богу, утишается в Германии война.
Может, в живности вернётся ягодиночка моя [7, с. 86].
Таким образом, военные частушки и песни периода первой мировой войны дают нам широкие возможности для воссоздания более полной картины её воздействия на российское общество и отношения к ней русских солдат. Военный фольклор – это ценный источник, который помогает исследователю лучше познать психологию русского солдата периода первой мировой войны. Он также составляет неотъемлемую часть российской культурной традиции устного народного творчества XX в.
Литература:
- Войтоловский Л. По следам войны. Походные записки. Т.2. Л., 1927.
- Федорченко С.З. Народ на войне. М., 1990.
- Войтоловский Л. По следам войны. Походные записки. Т.1. Л., 1927.
- Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. М.: Междунар.отношения, 1991.
- Симаков В.И. Частушки про войну, немцев, австрийцев, Вильгельма, казаков, монополию, рекрутчину, любовные. Пг., 1917.
- Солдатские письма 1917 г. Сборник. М.,Л., 1927.
- Современная война в русской поэзии. Вып.2 / Сост. Б.Глинский. Пг., 1915.
- Советская военная энциклопедия. М., 1976-1979. Т.1. С.606; Т.4. С.34; Т.7. С.237, 109, 160;
- Сазонов О.Н., Сенченков В.А. Русская армия в I мировой войне. СПб., 1997.
